По громкому делу о смерти замдиректора казанского железнодорожного техникума Павла Дроздова после «расслабляющих ударов» и связывания в позе «ласточка» в ОП «Юдино» в феврале 2012 года, кроме полицейских могут ответить следователи. Такого поворота не исключает председатель межрегиональной общественной организации «Комитет против пыток», член президентского Совета по правам человека Игорь Каляпин. В интервью «Вечерней Казани» он рассказал о защите сотрудника МВД от его же коллег, о честном судье из Чечни и повсеместных нарушениях присяги следователями.
Межрегиональный «Комитет против пыток» (КПП) со штаб-квартирой в Нижнем Новгороде был создан в 2000 году, имеет представительства в Башкортостане, Марий Эл, Оренбурге, Москве и сменный отряд правозащитников в Чеченской республике. По делам, которые вел КПП, осуждены 107 сотрудников правоохранительных органов, потерпевшим выплачено более 27 млн рублей в качестве компенсаций.
Интересы семьи казанца Павла Дроздова КПП представляет с минувшего года, когда это дело предали из СУ СКР в управление Следственного комитета по Приволжскому округу, расположенное в Нижнем. В мае оно было в очередной раз прекращено следствием. Наш разговор с Игорем Каляпиным начался с истории Дроздова.
— Игорь Александрович, не могли бы вы дать оценку действиям следствия в деле о «ласточке»?
— Таких дел в Татарстане и Нижнем — сотни, а по стране — десятки тысяч. Почему-то органы прокуратуры и Следственного комитета, которым поручен надзор за деятельностью полиции, не понимают или не хотят понимать, что преступлением по отношению к человеку является не только убийство или нанесение увечий, но и причинение ему боли и страданий. В той самой позе «ласточки» — при стягивании веревкой рук к ногам за спиной — у человека уже через 10-15 минут начинаются невыносимые боли. И если бы Дроздов остался жив, то преступление не перестало бы быть таковым.
На мой взгляд, очевидно, что в данном случае имели место нарушения Европейской Конвенции, а именно статьи 3 — «запрет пыток» и статьи 2 — «право на жизнь». Задержанный находился под контролем государства, представители которого лишили его возможности постучать в дверь камеры и сказать, что ему плохо. А у Дроздова, напомню, после смерти диагностировали острое воспаление поджелудочной железы. Я уж не говорю о том, что его там били. Какие могут быть «расслабляющие удары» по человеку в наручниках и со связанными ногами?.
Основным доказательством противоправных действий полиции стала видеозапись из камеры. Но она каким-то образом не получила должной оценки следователя в ходе процессуальной проверки, и СУ СКР по РТ принял решение отказать в возбуждении дела. Можно допустить, что следователь безграмотен. Но думаю, причина в другом. Оценка доказательств следователем должна производиться в соответствии с законом и с совестью. Думаю, здесь дело именно в совести, и к действиям этого следователя когда-нибудь нужно вернуться. Потому что, на мой взгляд, речь здесь может идти об укрывательстве основного доказательства по делу.
Нижегородский следователь в деле Дроздова еще «смешнее» поступил: в постановлении о прекращении дела за отсутствием состава преступления цинично написал, что корыстного мотива у полицейских не было, их действия совершались «в интересах службы». В этой связи вспоминается акунинский герой Фандорин, который сказал, что мерзости нельзя делать для пользы Отечества..
Для справки: 2 октября в Кировском райсуде Казани назначено заседание по рассмотрению жалобы на постановление следствия о прекращении уголовного дела по факту смерти Дроздова. Предыдущее заседание не состоялось, поскольку в Казань из Нижнего не поступили материалы дела.
— Знаю, что первым «подзащитным» Комитета против пыток стал нижегородский милиционер…
— Да. Алексей Михеев после пыток током со стороны коллег признался в изнасиловании и убийстве девушки, а когда ему предложили взять на себя еще ряд нераскрытых убийств, выбросился из окна и сломал позвоночник. «Убитая» же оказалась жива…
То, что произошло с Алексеем, непоправимо, ходить он не сможет, есть и другие проблемы со здоровьем. Деньги на первую операцию для него собирала ассоциация норвежских полицейских, которые увидели телепередачу об этой истории. Даже главный врач госпиталя в Осло, хирург, благотворительный концерт давал — на гитаре играл, чтобы собрать недостающие средства на пребывание Михеева в клинике. У нашей организации тогда денег на такие операции не было. Теперь же благодаря грантам, в том числе зарубежным, мы при необходимости можем направить пострадавших от пыток на лечение.
А иногда нам приходится приходится защищать сотрудников полиции как потерпевших от оговора. Бывает, приходят люди с рассказом о пытках со стороны конкретного полицейского, а мы в ходе своего расследования получаем доказательства его невиновности.
— Значит, у вас нет установки от грантодателей, на кого тратить средства?
— Наш годовой бюджет 40 млн рублей, из них примерно 15 процентов — гранты от администрации президента РФ, остальное — американские, английские, голландские, немецкие, финские, канадские гранты. Но ни разу ни один представитель иностранного фонда не давал никаких рекомендаций по поводу нашей работы.
Зачем иностранцы дают нам деньги? Думаю, в большей степени из корыстных соображений. Это правда. Никто не хочет иметь соседа буйного, поротого и с ядерной дубинкой в руке. Мы ведь в жизни тоже не любим ссор с соседями. Вот я, после того как соседи сверху третий раз залили мою квартиру, потратил 15 тысяч рублей, чтобы оплатить им ремонт. Мне это дешевле, чем терпеть наводнения фекальными водами. Видимо, и иностранцы из тех же соображений исходят.
— А в хорошем смысле представители правоохранительной системы вас когда-нибудь удивляли?
— Последний раз это было в Чечне . В тамошнем Верховном суде рассматривали дело Сулеймана Эдигова, который заставили признаться в посягательстве на жизнь полицейского. В суде подсудимый заявил, мол, не виноват — пытали, вот на руках гноящиеся следы от электропроводов. Судья, как обычно, поручил Следственному комитету провести проверку. СК, как обычно, оснований для возбуждения дела не нашел. И дальше, как обычно, человек должен был получить 23 года лишения свободы, а то и пожизненный срок…
Однако судья возмутился, что следствие по его поручению не проверило заявление о пытках, и занялся проверкой показаний Эдигова прямо в ходе судебного следствия, вызвал свидетелей. В итоге судья раскрутил эту страшную историю, как человека сделали преступником. Во время одного из заседаний раздается звонок – звонит глава МВД Чечни и говорит судье примерно следующее: «Ты неправильно себя ведешь. Тебе кого поручили судить — Эдигова? Вот его и суди…».
В результате судья вынес постановление о самоотводе по данному делу и подробно изложил эту историю. Указал, что поскольку на него было оказано давление человеком, представившимся министром внутренних дел, и он идентифицировал его голос, то принимать решение по делу Эдигова он не имеет права…. Сейчас этого судью пытаются лишить статуса. А дело Эдигова передали другому. И уже вынесли ему обвинительный приговор.
Но, на мой взгляд, самый проблемный для правозащитников регион — не Чечня, а Москва. Ведь чтобы проблема произвола в полиции была под контролем, нужна надежная система сдерживания со стороны общества, прокуратуры, следствия, суда, СМИ. Так вот в Москве все в порядке лишь со СМИ. А что касается сотрудников судов, прокуратуры и СК – они там абсолютно зависимые от вышестоящего начальства, в силу того, что все начальство как раз находится в Москве.
— Как думаете, доживем до времени, когда название вашей организации придется менять, потому что пыток не будет?
— Не доживем. Даже в благополучной Европе есть проблема пыток, хотя выглядит она там несколько по-другому. Аналогичные нашему Комитету организации занимаются там больше профилактикой этого явления или расследованием дел 30-летней давности. Публикуют результаты, и это всегда вызывает большой резонанс и возмущение в обществе. А было бы это свежее дело — правительство страны ушло бы в отставку…
Источник: evening-kazan.ru
Игорь, удачи Вам. Господь в помощь.
Наталья Лобанова.