Минюст предлагает официально признать шутки и иронию «основными методами воспитательного воздействия» в тюрьмах. Инициативу комментирует экс-начальник психологической службы УФСИН по Татарстану, подполковник внутренней службы Владимир Рубашный, проработавший в уголовно-исполнительной системе 22 года.
С моей точки зрения абсолютно ничего кардинально не изменится. К уже существующему положению добавили что-то из книжек по пенитенциарной педагогике, таким образом расширив это положение. Теперь начальнику отряда придется вести массу дополнительной документации, заполнять журналы, дневники и проч. Ни о какой работе – конкретной, индивидуальной – речи не идет.
То, что эти положения не работают, и не будут работать, показывает уровень рецидивной преступности в нашей стране. По данным разных источников (как официальных, так и неофициальных), 60-70% людей повторно возвращается в места лишения свободы, и никакая воспитательная работа справиться с этим не может. Потому что изначально, даже если предположить, что все эти положения и приказы по воспитательной работе написаны правильно, их воплощение в жизни оказывается совершенно не таким, как написано на бумаге. Причина в том, что у нас, во-первых, нет достаточного количества адекватных и хорошо подготовленных начальников отряда. Очень ограниченное количество людей, обладающих нужным образованием – психологическим, педагогическим или юридическим – идут работать на эту должность. В итоге, начальники отрядов мало что смыслят в воспитательном процессе, они даже половину терминологии, использующейся в этих приказах и положениях, не понимают.
У них все сведется к составлению отчетной документации.
Ни руководителю учреждения, ни проверяющему, абсолютно не интересно, какая воспитательная работа проделана на самом деле, да и проверить это совершенно невозможно. Если даже начальник отряда душой болеет за результат своей работы, в том числе, воспитательной, проявляет к ней интерес и реально старается что-то сделать, его деятельность невозможно уложить в эту сухую писанину, называемую отчетными документами.
Еще одним фактором, влияющим на процесс исправления, безусловно, является отсутствие системного подхода. Занимается этим начальник отряда и все, или занимается этим психолог – и все. Никто в учреждении в этом не заинтересован, никакие оперативно-режимные службы, хоть их и заставляют входить в совет воспитателей отряда и, согласно приказу, они должны проводить какие-то аттестации и проч. – это никому не интересно, никто не будет заниматься не своей работой, они не считают себя субъектом работы по исправлению осужденных. У них совершенно другие задачи, которые, в нашей действительности, зачастую противоречат всему тому, что написано в положении о воспитательной работе. И пока у них в работе уклон на репрессивность, подавление, воздействие (иной раз и физическое), ни о какой воспитательной и педагогической работе речи идти не может.
Я считаю, что необходимо принять зрелое решение и вообще отказаться от этой мистификации, что мы, якобы, занимаемся исправлением
и воспитательной работой осужденных, сейчас, на самом деле, такой задачи даже не стоит – всё заканчивается на уровне «бумаготворчества» начальника отряда. Это, кстати, касается и работы психологов. Ни о каком глубинном изучении мотивов преступления, изучении криминальности личности и составляющих ее аспектов вообще речи не идет. Сейчас главное – быстренько всех протестировать, написать какую-то бумажку для начальства и проверяющих. Этим и занимаются те службы, которые призваны заниматься, в том числе и «душеспасительными беседами».
Лучше всех эту проблему, сейчас решают представители религиозных конфессий, которые приходят в исправительные учреждения. У них есть какая-то своя методика, своя логика, плюс они ответственны перед теми силами, в которые верят, поэтому они подходят к этой работе «с душой», и, бывает, достигают какого-то результата. Но они, конечно, могут работать не со всеми заключенными.
Кроме того, хочу напомнить, что воспитательный процесс – это обязанность осужденных. Они должны как-то в нем участвовать, хотят они того или нет. Они ходят на мероприятия – кино это или концерт, потому как если они отказываются, то могут, например, не попасть на УДО. А ведь для взрослого человека, воспитательный процесс – это, прежде всего, процесс самовоспитания. Педагог должен быть нацелен на то, чтобы человек как-то задумался об этом, и сам начал изменять свое отношение к тем или иным вещам – становится более нравственным, образованным, трудоустроенным и так далее. И если это педагогу удается, то на этом его участие в воспитательном процессе, собственно и заканчивается.
Принудить человека к тому, чтобы он стал нравственным, невозможно,
он должен сам понять, что для него, как для личности, в этом есть какая-то выгода, ему должно нравиться это изменение. В тюрьме такая задача перед заключенным не стоит. Там первоочередное стремление – выжить и в таких условиях, сколько бы приказов не было издано, с шутками и прибаутками, никакой воспитательный процесс невозможен. Никакого адекватного взаимодействия между педагогом и воспитуемым без нормальных человеческих взаимоотношений произойти не может. И никакое «очеловечивание на бумаге» не может способствовать выстраиванию таких нормальных взаимоотношений, приказом это невозможно описать. Ведь педагогика – это не только наука, но еще и искусство, которое кому-то дано, а кому-то нет. Так что этот приказ попросту некому будет исполнять, он написан только для того, чтобы создать видимость работы в рамках концепции реформирования системы.
На самом деле, в рамках реформы, следовало бы отказаться от системы отрядов в тюрьмах. Такая система коллективизма не работает. Это вынужденная публичность, отсутствие приватности, возможность запугивания и так далее. Нам нужны новые тюрьмы, нам надо создавать совершенно иные условия содержания, поскольку в нынешней системе любые изменения личности происходят только со знаком минус.
Источник: openrussia.org
Фото: Владимир Рубашный.
