Вчера в ИК-2 г. Екатеринбурга, куда я прибыл для оказания осужденному юридической помощи, меня вместе с адвокатом провели в адвокатские кабинеты, которые расположены в здании тюремной больницы при ИК-2.
Меня и адвоката развели по кабинетам, а чуть позже привели осужденного, который участвовал в акции протеста 7 сентября 2019 года, когда десятки осужденных нанесли себе порезы в области локтевого сустава и чуть выше запястья. Причина протестной акции послужили незаконные действия «актива» колонии — осужденные, которые выполняют надзорно-распорядительные функции в исправительном учреждении.
На половине опроса, в кабинет заглянул осужденный и так требовательно спрашивает у меня и сидящего напротив меня осужденного наши фамилии. На мой вопрос, зачем ему наши фамилии, ответ меня просто поразил: «Я контролирую тех, кто приходит в адвокатские кабинеты».
После моего отказа предоставить фамилию, за мной пришел сотрудник оперативного отдела и препроводил меня в помещение, где расположены кабинки для краткосрочных свиданий для родственников. Странное помещение из оргстекла и телефонных трубок.
По выходу из колонии, я позвонил знакомым адвокатам и поинтересовался, бывали ли у них такие случаи, когда во время встречи с заключенным в ИК-2 к ним заглядывал неизвестный осужденный и спрашивал их фамилии? Многие адвокаты мне подтвердили о попытке фиксации их фамилий неизвестным осужденным.
Странная ситуация, при которой осужденный, отбывающий уголовное наказание за преступление, контролирует работу адвокатских кабинетов и ведет реестр лиц, использующих эти кабинеты.
С какой целью осужденный ведет списки адвокатов и осужденных, которые приходят за юридической помощью?
За ответами я обратился в прокуратуру и ГУФСИН России по Свердловской области.
Алексей Соколов,
директор Ассоциации «Правовая основа»
